Виталия Кравченко

Многоэтажки

Многоэтажки… Мой панельный склеп.
Люблю я свет закатный в окнах ваших.
Мне кажется, мы вместе стали старше,
Срослись в одно обрубками судеб.
Мне кажется, что где б не встали, где б
Я вас не встретила, я чую шевеленье
В груди, так рыба чует единенье
С водой, а птица с небом. Я кирпич
В огромных ваших загорелых спинах.
Да мы похожи, думаю, что спим мы –
И вы, и я – похоже. Даже небо
Над нами – одинаковое небо.
Мне кажется, и вам, и мне бы
Его достать, да только не с руки.
Ну что ж, мои немые земляки,
Мой плен и крепость, стены и заслон.
И из груди я вырываю стон
Подобный стону рухнувшего дома.
Мы чужаки и братья. Кто вы? Кто мы?
Я чувствую себя в плену и дома,
Я будто дом, и вот на мне мой номер.
И я стою – кирпичный исполин,
Под небом фиолетовым – один.

C. K.

Я заварю на травах чаю
И в чашки чайные налью.
О знал бы ты, как я скучаю,
О знал бы ты, как я люблю.
Как я смотрю на спящий город
И на остывшие дома.
И будто мне сама зима
Тоски насыпала за ворот.
Когда тебя со мною нет,
Я грею чай в холодных пальцах
И прячу боль свою под панцирь...
Но вдруг на кухне яркий свет
Взорвется брошенной ракетой,
И ты придешь. И над планетой
Наступит ночь. Что ж, чай согрет,
Разлит по чашкам, пахнет мятой,
Упал к ногам передник смятый...
Что ж, это счастье. Разве нет?

Колыбельная
Племяннице

Тихо звезды уснули над лесом,
Лунный свет, будто свет фонаря,
Спи и ты, золотая принцесса,
Дорогая девчушка моя.

Пусть волшебная фея-старушка
Наколдует чудесные сны,
И обычная с виду подушка
Легким облаком станет лесным.

Засыпай, мой котенок пушистый,
Тихо ручки под щеку сложив,
Шелестят колыбельную листья
В перламутровой звездной тиши.

На пушистых ресницах тихонько
Лунный зайчик случайно прилег.
Спи, моя дорогая девчонка,
Мой родной золотой ангелок.

Тихо звезды уснули над лесом,
Лунный свет, будто свет фонаря,
Спи и ты, золотая принцесса,
Дорогая девчушка моя.

***
Впадая в беспамятство,
Впадая в безумие,
Шагаем по тонкому льду.
И что с нами станется,
Что нами забудется?
Мы сами с собой не в ладу.

Кто раньше был первенцем,
Сегодня стал пасынком,
Дорогу вслепую торя.
Туман какой стелется
Вон, прямо за насыпью,
Которые сутки подряд.

Мы ходим, как пьяные,
Забытыми тропами
И ищем добычу на слух.
Но ищем неправильно -
Счастье закопано
Шагах где-то может быть в двух.

И может быть первенцы,
И может быть пасынки
Забытое счастье найдут.
И в это мне верится,
Ведь не напрасно мы
Шагаем по тонкому льду...

***
Так долго длилось забытье!
Но стоит ли сейчас
Больное бедное мое,
Слепое - напоказ?
Тебе узнать не суждено
И - Господи, - нельзя,
Как первобытное оно
Мне смотрится в глаза!
Тебе, мой смертный, не понять
Бессонницы моей,
И сколько не было меня,
И сколько было дней...
О чем сегодня говорить?
О чем сегодня петь?
"Я столько раз хотела жить
И столько - умереть?"

***
Душа из шрамов состоит –
От этого прочней.
Я больше не боюсь обид
И статуса “ничьей”.
Мне больше некого любить,
Я плачу – ни о ком,
Мне остаётся осень пить
С горячим молоком,
Мне остаётся листьев ждать,
Летящих мимо рук,
Мне остается птицей стать,
Стремящейся на юг.
И больше нет всесильных бурь,
Лишь тишь и благодать.
И больше не мешает боль
Спокойно засыпать.

***
Усталая женщина в старой гостиной,
Забытые навыки женского счастья.
Что ж, время ее безусловно простило,
Вот только она не умеет прощаться...
За пыльной портьерой заросшие клумбы -
Печальные дети умершего сада.
Ты, глядя в окно, постарайся не думать,
Не знать и не помнить. Не надо, не надо...
Банально и просто. Вся жизнь на пределе...
В руках безнадежно поникло вязанье.
Ну что ты расплакалась, старая дева?
Ты старая дева, какие страданья?

***
А за окном метет – прощается январь,
И только календарь запомнит это утро.
Я у окна сижу – сижу, как бабы встарь,
И жду – вдруг постучит в окно случайный путник.

Я буду петь ему, я чаю заварю,
Я буду петь ему о том, что скоро лето,
О том, что я долги простила январю,
О снеге и о том, о чем еще не спето.

Мой путник будет нем, и вглядываясь в даль,
Вздохнет, и я пойму, что боль его бездонна.
Ты, милый, не ревнуй, мой путник – лишь февраль,
Мой путник – только снег, растаявший в ладони.